Категории раздела
Архив записей
Статистика

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0

О моей кантате


                                   Выдержки из реферата выпускницы астраханской консерватории А.Родионовой, класс заслуженного деятеля исскуств России,  доцента   Г.А.Дунчевой. 

...Кантата  «О жизни тленной и прекрасной» для солистов, смешанного хора, скрипки и ударных на стихи русских поэтов, по словам композитора, создавалась « довольно  сложно и  постепенно»: первоначально был задуман цикл на стихи Бунина и  были написаны три хора, но цикла не получалось – «требовались контрастные образы для предполагаемых следующих частей. Хорошенько порывшись в стихах Ивана Алексеевича, я, наконец поняла, что в творчестве Бунина не найду того, что мне нужно. Тогда я обратилась к творчеству А. Ахматовой, С. Есенина и даже А. П. Чехова....

I.     О музыкальном прочтении поэтических текстов кантаты «О жизни тленной и прекрасной» 

В кантате  «О жизни тленной и прекрасной»  использованы стихи русских поэтов  «серебряного века»  И.Бунина (№№ 1,3,6), С.Есенина (№ 2), А.Ахматовой (№ 4) и отрывок из повести А.П.Чехова «Степь» (№ 5).   Последовательность номеров шестичастной кантаты следующая: 

1. «Перед  закатом»

2. «Колокол»

3. «Один»

4. «Я научилась просто, мудро  жить»

5. «Степь в сумерках»

6. «Кружево»

Две первые части кантаты -  два пейзажа – предзакатный и утренний, образуют своего рода «пролог».  В некоторой  степени здесь можно усмотреть    связь с традициями православия:  вечерня и заутреня, когда молящиеся, стараясь забыть все дневные заботы, обретали мир и, как бы заново родившись, встречали новый день - «перед закатом» всю «дневную пыль» смывает дождь,  на небе появляется радуга,  как знак прощения и света (впервые увиденная людьми после всемирного потопа). «Колокол дремавший» пробуждает землю, и она, сонная, улыбается восходящему солнцу, новой жизни, новому дню.

Три  следующих за «прологом» хора  образуют среднюю (основную) часть кантаты  (исполняются attacca).  Два монолога – мужской - «Один я был в  полночном мире…» (№ 3) и женский -  «Я научилась просто, мудро жить…» (№ 4) объединены темой одиночества.  Мужское и женское начала, находясь рядом, остаются далекими друг другу, что вероятно связано с эросом России, в котором доминантны «разлука, поэзия несостоявшейся любви, тоска»[1]. Степь в сумерках»  (№ 5)  –  это  внутренний   монолог -  размышление  одинокого ездока,  засыпающего  под колыбельную песню -  «однообразную трескотню … степных  басов, теноров и дискантов…» и  встревоженного  « …отрывистым криком  неуснувшей птицы», в котором  так «много грусти и жалобы…».  Заключительный хор «Кружево» выполняет функцию эпилога.  Здесь – беспрерывность движения  жизни  «тленной и прекрасной», «…весна идет…и  о весне поет дурак щегол».

Таким образом,  кантата  представляет собой трехчастный цикл, крайние части которого посвящены образам природы и окружающего мира, а центральные - раскрывают мир русской души, склонной к размышлению и созерцанию[2]

 Протяжно, медленно, величественно – этим определяется не только характер «течения времени» в кантате, но и выявляются ее связи с «русским мироощущением».

Однако, несмотря на медитативность и созерцательность, как характерные качества кантаты, в ней все же присутствует кульминация: по словам самого композитора, функцию кульминации выполняет заключительная часть кантаты «Кружево». Это обстоятельство, а также векторность формообразующего процесса, сквозное развитие позволяют увидеть в кантате черты поэмности. В тоже время, кантата отличается камерностью, интимностью высказывания.Наличие в кантате  трех образных сфер – пейзажности (№№ 1,2,5), колокольности (№№ 1,2,4,6) и внутреннего мира человека (№№ 3,4,6)  обнаруживает глубинную связь с устройством «русского космоса», важнейшими составляющими которого являются,  впитанные еще с языческих времен любовь к пантеизму, религиозность, связанная с христианством, и созерцательность русской души, стремящейся «объять необъятное» (Г. Гачев).                                             

        Ведущей идеей кантаты, ее символом является  «русскость», пронизывающая    всю   кантату   и   влияющая    на    форму    и   содержание произведения.  «Русский космос»  не имеет начала и окончания, он устремлен в бесконечное и запредельное, наделен полисмыслами. Квинтэссенцией его мировосприятия становится постоянное ощущение движения вперед по «Пути-Дороге», Россия – «мать сыра-земля», то есть «водо-земля» по составу стихий[3]. ...      

                                    Заключение

     Кантата Е.Туркиной «О жизни тленной и прекрасной», продолжает традиции русской хорового искусства. Жанр произведения можно определить как синтетичный. С одной стороны - это кантата с чертами поэмности, или кантата-поэма, что отвечает эстетике постмодернизма, стремящейся к синтезу. С другой -        ее вполне можно назвать камерной: это определяется сосредоточенностью на внутренней жизни человека – во всей её сложности, динамичности, иногда противоречивости.

       Следует отметить, что кантата Е. Туркиной является - замечательным образцом современной интерпретации жанра. В то же время, углубление лирической сферы, особое значение образов природы, богатство тембровых красок – эти и ряд других черт позволяют заметить в трактовке жанра, предложенной Е.Туркиной, тонкую связь с кантатно-ораториальными сочинениями Г.Свиридова. Можно вспомнить, к примеру, маленькую кантату «Снег идёт» на стихи Б. Пастернака, «Весеннюю кантату» на стихи Н.Некрасова. Неожиданное родство на уровне тембрового решения обнаруживается между кантатой Е.Туркиной и второй редакцией кантаты «Курские песни». В ней Свиридов отказывается от оркестра, отдав предпочтение ансамблю, в состав которого – наряду с двумя роялями и органом – вошла группа ударных.

        Лирическое начало, преобладающе в кантате «О жизни тленной и прекрасной», раскрывается композитором в разных ракурсах – это и философско-созерцательная лирика хора «Один», и исповедальная лирика хора «Я научилась». Понимание лирики как особого способа восприятия мира не позволяет композитору «сбиться» на сентиментальный, простоватый тон и, в то же время, не допустить «надрывного» звучания.